Развод прошёл гладко. Валерий и Сережа никаких препятствий не чинили, и я была им за это благодарна. Встречный иск на алименты, естественно, муж не подал. После развода я сразу переехала в свою квартиру. Сын часто навещал меня, делился своими новостями. Однажды рассказал, что отец приводил в гости женщину. Но меня это уже не трогало… Вскоре после моего переселения и произошёл тот случай с побоями, о котором Верочка поведала мне со слезами. Мы с ней сдружились ещё больше. Обе одинокие, никому ненужные, кроме самых близких и дорогих людей: я – сыну, разлучённому со мной в результате развода, Вера – парализованной матери.
Состояние матери Верочки оставалось прежним: ни лучше, ни хуже. Иногда я замечала, что при моём появлении взгляд Нины Владимировны светлел, на лице появлялось выражение, близкое к улыбке. Но чаще взгляд оставался непроницаемым, и было не понятно, узнаёт она меня или нет. А бывали моменты, когда она не реагировала на наше появление в её комнате, хотя лежала с открытыми глазами. Такое состояние наводило, знаете ли, на мысли… И я как-то спросила Веру, не замечает ли она странности в поведении матери? – Ты права, – сказала мне она. – Иногда мне кажется, что она уходит очень глубоко в себя, и я боюсь, что она не вернётся оттуда. – Думаешь, у неё помутнение сознания? – Пока не знаю. Врач велел наблюдать. – Тебе с ней и так нелегко, а если ума лишится, то совсем край наступит. Что делать будешь? – Лен, я стараюсь гнать такие мысли. Лучше неподвижная, но в своём уме, чем бревно с глазами. Нехорошо так говорить, но безумие грядёт, и надо к нему быть готовой. Но пока мать доставляла ей не слишком много хлопот, да и технология ухода была отработана годами. У Верочки появилось больше свободного времени, и она целиком и полностью проводила его в интернете. У меня тоже был компьютер (мне его отказал Серёжа, выпросив у отца новый навороченный). Но на нём я выполняла недоделанное на работе или искала в интернете интересующую меня информацию. Порой по ссылкам забиралась, бог знает куда, понаоткрывав до полсотни окошек. И, боясь заблудиться, вырубала интернет, чтобы «оказаться» дома. Вера же в интернете жила. Она рассказала мне о сайте знакомств и очень рекомендовала там зарегистрироваться. Убеждала, что там я могу найти мужчину своей мечты. Ой, что-то не верилось мне в это! И я отказывалась, предпочитая живое знакомство виртуальному. А знакомства подворачивались регулярно. Продолжались по-разному: от одного свидания до нескольких месяцев. Больше года ни одно не длилось. Иногда, после завершившихся отношений, я брала тайм-аут на некоторое время, но к услугам сайтов знакомств не прибегала. Незаметно прошло три года. Мужчины в моей жизни появлялись и исчезали, а Вера продолжала верить в знакомство в виртуале. То ли кандидатур подходящих не было, то ли ею мало интересовались, но её пример не вдохновлял. В один из весенних дней, в конце апреля у Нины Владимировны всё-таки снесло крышу. Она перестала реагировать на внешние раздражители, лежала, бессмысленно уставившись в потолок. И для Веры настали чёрные дни. Стоит ли рассказывать, какие начались проблемы? Думаю, поймёте сами. Скажу только, что те неприятности, которые случались при полном уме матери, теперь казались цветочками. И самая жуткая из них – вонь. В Верочкиной квартире стоял смрад, как в грязном общественном туалете. Никакие сквозные проветривания не помогали. Вера задыхалась от запаха испражнений матери, выматывалась от ежедневной стирки, и уставала на работе. На сон времени оставалось мало, и интернет, как и компьютер, были заброшены. Женщина перестала следить за собой, у неё элементарно не хватало времени почистить пёрышки. Она перестала быть женщиной, и скорее, напоминала бесполое существо неопределённого возраста. Ко мне ходить она перестала, потому что однажды после её посещения я сказала ей на следующий день: – Как ты переносишь эту вонь? У меня до сих пор не может выветриться принесённый тобою запах. Вера ничего не ответила, но с того времени прекратила свои визиты. И я ей не докучала посещениями. Вы осуждаете меня? Попробовали бы сами зайти к ним в квартиру без противогаза! Глубокий обморок или тошнота были бы вам обеспечены. Это случилось не с моей матерью, так почему я должна вдыхать те дивные ароматы? На время я потеряла связь с Верой. Изредка встречая её, спрашивала, как мама, на что она всегда отвечала: «Без изменений».
Прошло ещё два года. Для меня они пролетели быстро: симпатии сменяли разочарования. И вот я познакомилась с мужчиной, который перевернул мою жизнь. Я не жила до встречи с ним! Он полностью соответствовал моему идеалу: комплекцией, характером, поведением, внутренним миром, заработком – ВСЕМ! Он был приезжим. Переселился в наш город в поисках работы. И нашёл её. Жил, правда, в общежитии. Но при его энергии, связях и заработке собственная квартира казалась недалёким будущим. Это был угар. После работы – бегом домой освежить внешний вид – и на свидание. Поесть было некогда, восполняла этот пробел в кафе или ресторанах, куда водил меня Евгений. Он щедро и галантно ухаживал – по-джентльменски. Его подарки были не сногсшибательными, но очень приятными, потому что дарил Евгений то, что мне хотелось или было нужно. А я дарила ему себя. Вскоре мы оба почувствовали, что жить друг без друга не можем, и Женя перебрался ко мне. Серёжа прекратил свои посещения, сказав, что не хочет смущать моего друга. Но, думаю, это не вся правда. Скорее всего, сыну было тяжело видеть чужого мужчину рядом с матерью. Но я получила от Сергея обещание заходить к нам хоть изредка. Это изредка было таким редким, что можно считать, он не приходил. Наша совместная жизнь складывалась удивительно гармонично, и я стала подумывать о браке. Стала задавать любимому вопросы, наталкивающие на размышления о создании семьи. Однажды спросила напрямую, не желает ли он скрепить наши отношения законным браком. Евгений уходил от ответа: то делал вид, что не слышит, то уводил разговор в сторону. Чаще игнорировал мои попытки склонить его к женитьбе. И я решила оставить эти попытки до лучших времён. «Женское счастье – был бы милый рядом, ну, а больше ничего не на-до»! Мне – точно не надо. Я даже не удосужилась поинтересоваться малюсенькой деталью – семейным положением любимого. А меня ожидал сюрприз. Однажды в моей квартире раздался телефонный звонок, и женский голос попросил позвать Женю. – Это кто? – с вызовом спросила я. – Жена Евгения Гладышева из двадцать третьей комнаты. – Здесь вам не общежитие, а квартира, – оборвала я дамочку и положила трубку. Конец идилии! Вдребезги любовь! Видели дуру? Так полюбуйтесь! Потеряла и голову, и бдительность. Я в отупении села в кресло, включила телевизор. Телек что-то вещал, я автоматически переключала каналы, соображая, что делать? По ящику показывали какой-то фильм, и один из героев произнёс избитую фразу: «Единожды солгавши, кто тебе поверит?» Решение пришло неожиданно. Евгений мне солгал, значит, точно также мог солгать ещё не одной женщине. Лгал и своей жене, если звонившая была реально женой. Но больше всего меня возмутило то, что он, не уведомив меня, дал мой телефон звонившей дамочке. Может, и ещё кому-нибудь?.. С обманщиком жить не хочу! Итак, слово найдено – НЕ ХОЧУ. Пошла собирать его вещи. Со злостью запихивала их в чемодан, не озабочиваясь складыванием. Зашла в ванную, сгребла все его туалетные принадлежности в пакет, а затем и его затолкнула в чемодан. Проверяя, не осталось ли что-то из его вещей, обошла ещё раз квартиру. Вроде, всё собрала… Снова села в кресло перед работающим телевизором. Теперь нужно обдумать, что буду говорить. Телек мешал мыслительному процессу: не могла ни сосредоточиться, ни воспринимать транслируемое. Подумала: «Надо выключить», – но пульта поблизости не оказалось, и я выключили вручную. И снова сбилась с намеченного маршрута, потерявшийся пульт не давал покоя. Пошла бродить по квартире в поисках пропажи. Обнаружила его в стеллаже в нише с книгами. Пульт лежал рядом с маленькой шкатулочкой, в которой я хранила украшения. И тут на меня снизошло озарение: шкатулка и два кольца были подарены Евгением. Не нужны и его подарки! Ничто не должно мне напоминать о нём. И вот очередной круг по квартире с очередным пакетом. Вспомнила, что на кухне стоит подаренная Евгением ваза, отправилась туда. И только положила вазу в пакет, раздался звонок в дверь. Это он! У него были свои ключи, но Евгений всегда звонком извещал о своём приходе. Ему нравилось, что я встречала его в дверях поцелуем. Маленькие радости большой любви. Но сегодня иной случай. Я опустила пакет на стул и бегом бросилась в кресло, вновь, на ходу, включая вручную телевизор. Евгений открыл дверь и, войдя в квартиру, позвал: – Алёнка! Я торт купил и шампанское! – По какому поводу? – не поднимаясь из кресла, поинтересовалась я. – У нас сегодня праздничный ужин, – он уже входил в комнату. – Ты помнишь, сегодня ровно три месяца, как мы вместе? – Нет, не помню, – вяло отреагировала я. – Как? – Евгений растерялся, замер, держа в разведённых в стороны руках торт и бутылку шампанского. – Тебе жена звонила, – как бы, между прочим, проинформировала я его, не утруждая себя оправданиями по поводу своей забывчивости. – Жена? Какая жена? – Евгений удивлённо вскинул брови. – Не знаю, какая. Сколько их у тебя? Мой сожитель поставил торт и вино на журнальный столик, присел передо мной на корточки, уронил голову мне на колени и виновато сказал: – Прости, малыш. Я тебе сейчас всё объясню… Как в комедии, честное слово! И фраза опереточная. Не нужны мне были его объяснения – ведь я для себя всё уже решила. – Как ты посмел дать мой телефон? Мне всё равно: жена это или не жена. – Жена, – последовал ответ. – Но ты для меня – средоточие всего на свете. Я хочу быть с тобой. – Почему ты сразу не сказал, что женат? – Ты не спрашивала… Железная логика, ничего не попишешь, не спрашивала. Значит, теперь, знакомясь с мужчиной, буду в первую очередь спрашивать о его семейном положении, а ещё лучше, просить предъявить паспорт. А что? Заодно проверю гражданство и регистрацию. Зато потом не будет ни горьких разочарований, ни разбитого сердца. – Уходи, Женя. Я собрала твои вещи и документы. Можешь проверить, вдруг что-то забыла. И уходи, пожалуйста. – Куда же я пойду? Своё место в общежитии я сдал одному знакомому. Мне хотя бы до конца месяца надо где-то жить. Хм. Интересная статья дохода! Но сейчас не до восторгов по поводу предпринимательского гения бывшего возлюбленного. – Это уже твои проблемы, куда пойдёшь. Можешь в гостиницу, на вокзал, но здесь через 10 минут тебя не должно быть, – я чувствовала, что говорю так же, как при выяснении отношений с Валерием. Так и ситуация похожая. – Что будет, если я не уйду? – задал вопрос Евгений. – Я вызову милицию, и тебя принудят освободить МОЮ жилплощадь. – И ты сделаешь это? Ты же не такая, Алёна, – Евгений явно пытался перевести стрелки, взывая к моим лучшим чувствам. – Такая, такая, не сомневайся. И в это время раздался телефонный звонок. Я сняла трубку. – Да, слушаю. – Это общежитие? Позовите Евгения Гладышева из двадцать третьей комнаты, – я вновь услышала голос звонившей недавно дамочки. – Вы ошиблись. Это не общежитие, – раздражённо рявкнула я в трубку и только собралась положить её, как Евгений стрелой подскочил ко мне, выхватил трубку и почти заорал в неё: – Эля! Эля, это я. Не клади трубку! Я прошла на кухню, взяла пакет с подарками и сняла трубку радиотелефона, висевшую на стене. Имею право! Ничего аморального. Я не подслушиваю, а пытаюсь получить необходимую мне информацию Евгений продолжал: – У нас тут вахтёрша – вредная тётка, никого не любит звать к телефону. Это я – вредная тётка!? Ну, тогда получи фашист гранату! Я заговорила в трубку: – Вы уж извините, уважаемые, что вмешиваюсь в ваш семейный разговор, но Ваш муж, Эля, с этой вредной тёткой прожил три месяца. А сейчас она устроила ему «выставку». И всё. Положила трубку в гнездо, прошла в комнату, где Евгений слушал, что ему говорит трубка. Не обращая на него внимания, я подошла к телефонной розетке, выдернула вилку и повернулась к уже бывшему сожителю, повелительно изрекла: – Уходи! – затем расстегнула лежавший на полу чемодан, затолкнула в него пакет с подарками и, с трудом, застегнув молнию, повторила: – Уходи! Евгений не стал ни спорить, ни проверять наличие вещей, подхватил чемодан и направился к выходу. Не дойдя до двери, остановился, сказал себе «да!», вынул из кармана ключи от квартиры и стоял, не зная, куда их положить. Я решила проводить любимого в последний путь. Подошла к нему, взяла ключи, отперла одну за другой обе двери, жестом показала «на выход», Пресекая, таким образом, возможность слов прощания. Евгений вышел из квартиры, подошёл к лифту, потом махнул рукой и направился к лестнице.
Этажом ниже были слышны звуки заносимой или выносимой мебели. Мне было самой до себя, и любопытствовать не хотелось. Но не суждено мне было скрыться в своей квартире – по лестнице поднималась Людмила Борисовна, моя соседка-пенсионерка. Увидев меня, она бросилась со всех ног в мою сторону, распираемая какой-то свежей новостью. – Горе-то какое, Леночка! Горе-то, – выпалив причитание, она тут же заплакала. – Нина Владимировна умерла. Сейчас её в морг повезли. Как ни поглощена я была своими переживаниями, но новость не оставила меня безучастной. – Значит, отмаялась… – Отмаялась, упокой, господи, её душу, – снова запричитала соседка. – Совсем ведь в последнее время плохая была. И напоследок учудила, – таинственно произнесла Люд-мила Борисовна и взяла долгую театральную паузу. – Что она могла учудить, лежачая и безумная? – удивилась я. – А то и учудила, что на ноги встала и пошла. Да потом грохнулась на пол и богу душу отдала. Так-то вот… Верочка сама рассказала, – весомо закончила соседка и с чувством выполненного долга пошла к своей двери. Значит, отмаялась Нина Владимировна, и Верочка тоже отмаялась…
Надо бы пойти поддержать подругу, может, помочь чем-то, но ничего не хотелось. Войдя в квартиру, добралась до кресла, рухнула в него и зашлась в плаче. Плакала долго, навзрыд. Вместе со слезами уходили любовь, обида и наступала опустошённость. Когда слёзы кончились, а обида ещё не выплакалась, мне захотелось повыть или поголосить по-бабьи, а может даже, порвать на себе волосы. Но не получалось – не так воспитана, что ли? Не думала мама, что может наступить такой случай, не научила… Посидела какое-то время в кресле, без мыслей, без определённой цели и, словно очнувшись после обморока, с удивлением осматривалась, будто впервые увидела свою квартиру. Но такой я квартиру, точно, давно не видела: в ней царил беспорядок, неизвестно для кого работал телевизор. Собирая вещи Евгения, я была озабочена только заталкиванием их в чемодан, ни мало не беспокоясь, что останется после спонтанных сборов. Теперь с потухшими чувствами я смогла оценить последствия стихийного бедствия и приступить к их ликвидации. Самое лучшее средство, выводящее меня из депрессии – наведение порядка. Когда я занята этим рутинным делом, все беспокойные мысли отодвигаются на задний план, уступая место отлаженным до автоматизма движениям. Вот и сейчас я прибегла к этому способу. Аккуратно, до педантичности, складывала и убирала лежащие не на своих обычных местах, разбросанные вещи. На моё счастье, не осталось ни одной вещи Евгения. Но в душе мне хотелось, чтобы где-нибудь укромном уголке завалялась его зажигалка или ручка. Почему? Я и сама не смогла бы ответить на этот вопрос. Наверное, хотелось ещё поплакать. Наведя порядок в квартире, можно было приступить к наведению порядка в душе?, а это всего лучше делать в душе. Я давно уверовала в целительное свойство воды. Она смывает не только грязь физическую, но и обновляет душу. Новый звонок в дверь, сбил меня с намеченной программы. «Женя?» – мелькнула мысль. Неужели он настолько малодушен, что вернулся просить крова? Не хотелось полностью разочаровываться в былом возлюбленном. Пусть останутся и приятные воспоминания, типа, вот, повёл себя по-мужски… Посмотрела в глазок – за дверью Вера с пакетом в руках. И у неё сборы? Открываю дверь и стою, не двигаясь, глядя на подругу. Смотрю и не узнаю её. Как постарела! Видно совсем её измучила сумасшедшая мать. Но Вера была свежевымытая, с ещё не просохшими, стянутыми в хвост, волосами, и никакого запаха. – Что, Лен, совсем хреново выгляжу? – непривычно грубовато спросила подруга. – Вера, прими соболезнования. Мне Людмила Борисовна сказала, что… – и я неловко замолчала, не зная, как мягче сказать про смерть матери. Все слова казались ранящими. – Спасибо. Зайти можно? Давай помянем маму, пока у меня квартира проветривается. Я посторонилась, пропуская Веру. Она – прямиком на кухню, излюбленное место задушевных бесед и выпивки большинства русских. Вынула из пакета бутылку водки, минералку, колбасу, хлеб. – Ты ножи и вилки, случайно не принесла? – спросила я с неуместной иронией. – У меня тоже найдётся, чем закусить и что выпить. – Где твой муж, – понизив голос, спросила в свою очередь Вера. – Не муж он мне, да и нет его уже. – Что так? – А вот так. Сегодня узнала, что женат. А до этого молчал, не говорил, оправдывался, что я не спрашивала. Представляешь, мой телефон дал жене, как общежитский, и она сегодня названивала: «Позовите Евгения Гладышева из двадцать третьей комнаты». Я не стала особо выяснять отношения, на дверь указала. И вот уже несколько часов, как похоронила любовь. Так что у меня поминки любви. – Проводы любви, – поправила меня Вера, – песня у Кикабидзе есть такая «Проводы любви». – Ааа! Пусть проводы. Но Евгений-то живой, а Нины Владимировны вот не стало, – пока я растекалась мыслью по древу, подруга достала из посудника стопки, вилки, нож и принялась резать колбасу. Опомнившись, я начала выуживать из холодильника всё, что могло стать закуской. Закончив приготовления, мы сели за стол. Вера открыла водку и разлила по стопкам. Надо какие-то традиционные слова говорить, а я, как назло, не могла вспомнить, какие. Эх, бог с ними, с традициями! Скажу, как думаю: – Помянем Нину Владимировну, – я кивнула на верочкину стопку и протянула свою, чтобы чокнуться. – Ты что? – удивилась Вера. – Поминая, не чокаются. – Извини, забыла… – Да ты, подружка, более потеряла, чем я. Ну, помянем! Мы выпили. Фу, какая деручая водка! Я ткнула вилкой в колбасу и, подцепив сразу несколько кусков, скорей отправила их в рот. Но поздно – заикала. – Выдыхать не надо было – поучительно сказала Вера. – Ты как спец по выпивке, – усмехнулась я. – Не как, а спец. Думаешь, как я в последние пять лет не свихнулась? Только благодаря ей, родимой, – Верочка кивнула на бутылку. Вот это да! Верочка, книжная девочка, кандидат наук глушила горькую. Вот кому хреново-то было. – Достало всё! Но ведь мать родная, не бросишь, не сдашь в дом престарелых. Измучалась. Так что смерть мамы – это лучший выход. Её пример – другим наука. Несправедливо это, когда из-за лишённого разума тела одного человека, страдает разумом и телом другой. – Земля ей пухом! – вспомнила я нужные слова. Вера приняла их как руководство к действию и наполнила рюмки. Мы выпили. И сразу, не выдыхая, закусили. Вторая стопка пошла легче. – Сегодня помянем, и больше ни грамма! Пора к человеческой жизни возвращаться. – Вера, мне Борисовна сказала, что мама у тебя напоследок на ноги встала. Это правда? – меня вдруг охватило нестерпимое любопытство. Вера кивнула, проглотила кусок и выдала: – Кто ж знает, что у дуры на уме? – Ты про Борисовну? Так она часто придумывает очень «правдивые» истории. – Нет, про мать. Я чуть сама рассудка не лишилась. Представляешь, сижу на кухне с выпивкой и вдруг слышу, как кровать скрипнула, а потом звуки шагов. Мать вся всклокоченная вваливается на кухню и как закричит: «Пьянь подзаборная!» Потом развернулась и пошла назад, да ударилась об угол. Грохнулась на пол и испустила дыхание. Меня трясёт от страха, боюсь к ней подойти. Вдруг вскочит и прибьёт за выпивку? Она же здоровенная стала, почти девяносто килограммов. Жрала всё подряд и в огромных количествах, как свинья. Полчаса я из-за стола не выходила, и она лежала, не двигаясь. Потом я осмелилась всё-таки, подошла к ней, послушала, а сердце не стучит… Пошла узнать у соседей, куда звонить нужно, чтобы мать увезли. Никого не было, только Борисовна. Я ей всё и рассказала. А она в обмен на новость телефон дала. Чисто бартер! Ребята быстро приехали, забрали. – Я значит, это и слышала, когда Евгения проводила в последний путь. А потом Борисовна поднялась с вашего этажа. – Тьфу, на тебя! Нельзя так про живого говорить! А мне было уже всё пофигу. Опьянела, хоть и закусывала. – Вера, тем не менее, про мёртвых или хорошо, или ничего. Давай, молча, выпьем. Подруга кивнула и разлила по третьей стопке. Выпили, и пошла у нас задушевная беседа, как в былые времена. Она мне про своё житие-бытие, а я – про своё.
Разошлись мы с Верочкой далеко за полночь, допив бутылку уже без всяких тостов – каждой надо было выговориться. Так я и узнала, как нелегко приходилось подруге, пока я разбиралась с бывшим мужем, наслаждалась свободой и независимостью, летала на крыльях счастья. Ночью Вера сказала, что никаких похорон и поминок устраивать не будет. Лишних денег нет, поэтому шоу отменяется. Родственники давно перестали вспоминать о них с матерью, сторонились как прокажённых, и видеть их у гроба матери подруга не желала. Поэтому через два дня очень скромно проводила мать в последний путь: из морга – на кладбище. Со следующего дня Вера вступила в новую жизнь. Она начала с квартиры. Часть вещей раздала соседям, часть продала, а некоторые безжалостно отнесла на свалку. Ничего из вещей матери, так же как и я, после Евгения, не оставила. Не стала дожидаться сорокового дня, как требует традиция, чтобы избавиться от них. Наши бабульки, хранительницы традиций, только неодобрительно качали головами да сплетничали о неблагодарной дочери, сидя на скамейках у подъездов, несмотря на то, что им кое-что перепало после Нины Владимировны. Из мебели Вера оставила только то, что было необходимо для минимального удобства, и затеяла ремонт. Постоянное проветривание не принесло ощутимых результатов – запахи прочно пропитали стены квартиры, вещи. Ремонт – был насущным требованием. Верочка наняла женщину-маляра из нашего дома, которая по вечерам занималась подработкой в расположенных рядом домах. У этой Ларисы было двое детей и муж-пьяница, от которого толку, как от козла молока: ни денег, ни помощи по дому. Чтобы поднимать детей на ноги, Лариса не брезговала никакой, даже мелкой работой. А Вера, чтобы быстрее сделать ремонт, стала у Ларисы подсобной рабочей. В течение месяца они привели квартиру в приличное состояние. Иногда я заходила помочь им, но чаще моя помощь заключалась в том, чтобы не мешать, вынести строительный мусор или приготовить что-нибудь поесть. Я наблюдала, как Лариса работает, и сравнивала с тем, как делала у меня ремонт бригада мужчин. Мужички работали споро, без простоев, деньги брали не за время, аккордно. Но Лара – просто пример для подражания. Она намечала на следующий день объём работ (причём, не максимум, а минимум), и затем чётко следовала намеченному плану. Никаких перекуров, только перерыв «на обед». Я поинтересовалась у неё, почему она планирует минимум? – Чтобы чувствовать моральное удовлетворение от проделанной работы, – не то серьёзно, не то, шутя, отвечала Лариса. В ответ на мой удивлённый взгляд сказала: – Минимум всегда выполним, приятно видеть, что дело продвинулось. А если получится сделать больше – есть повод гордиться своей работой и собой. – Да ты философ, – усмехнулась слушавшая наш разговор Вера. – А ты не философ? – обратилась к ней Лара. – Жизнь многому научила. Лучше сделать до конца и как следует маленькое дело, чем оставить недоделки на потом. И, девочки, я ведь на работе устаю, поэтому рассчитываю свои силы. Сейчас, летом, дети на каникулах, по дому помогают, а учиться пойдут, у меня и домашних дел прибавится. Я люблю летом шабашить. «Вот и ещё одна женская судьба, – подумала я, – А мне казалось, что несчастней меня никого нет».
Вера уже во время ремонта начала преображаться. Перестав выпивать, посвежела лицом; избавившись от хлопот по уходу за больной матерью, в меру поправилась. Сделала модную стрижку, стала одеваться прилично. А когда присматривала за матерью, мы, соседи, видели её либо в рабочем халате во время уборки подъездов, либо в какой-то бесформенной домашней одежде. Выходя из дома по делам, она одевала всегда одни и те же джинсы и свитер, а зимой к ним добавлялся старый китайский пуховик (про такие пуховики все давно уже позабыли). Но косметикой Вера так и не стала пользоваться, не смотря на мои настоятельные советы, говорила, что разучилась, а начинать заново учиться позд-но. – Ничего не поздно! Подкрась только губы и увидишь, лицо преобразиться. А если еще немного поработаешь над глазами и бровями, то появится лицо. – А то у меня лица нет? – удивилась Вера. – Лицо есть, но оно как за матовым стеклом, а с косметикой становится более выразительным. – Потом, Лена. Сейчас с ремонтом не до лица. – Женщине всегда должно быть до лица, – наставительно давила я на подругу. – Без косметики тебя мужчины не заметят. Они только яркое замечают. – А внутренний мир? – всерьёз спросила Вера, поражая меня своей наивностью. – Наш внутренний мир для них вторичен. Если внешность не привлекает, то и твой, пусть даже бездонно глубокий, внутренний мир им не интересен. Верочка задумалась. Я понимала, как нелегко ей возвращаться в нормальную жизнь, заново усваивать её прописные истины и неписаные законы. Ничего, втянется, и всё сама поймёт – ум-то она не пропила. Подруга, поразмышляв несколько минут, попросила меня: – Отстала я от жизни. Это факт. Будешь моим консультантом? – С удовольствием! Но ты и без меня можешь проконсультироваться у профессионалов в интернете. Не забросила свою игрушку? – Ты про компьютер? Я им перестала пользоваться уже как года три. Убрала на антресоли, – ответила Вера. – Значит, настало время вынимать. – Очевидно. Время разбрасывать камни, время собирать… Что ж, разбросаю, – улыбнулась Вера, впервые после смерти матери. Как изменила её лицо улыбка! Ни тени хмурой озабоченности, светящиеся глаза, ямочки на щеках – не красавица, но очень привлекательна. Добавить немного косметики, и картина будет завершённой. Я, улыбаясь в ответ, чтобы не погасла её светящаяся улыбка, подвела подругу к зеркалу: – Смотри, какая ты хорошенькая! Чаще улыбайся и иди по жизни с улыбкой, тогда невзгоды отступят, а встречные мужчины будут оборачиваться тебе вслед. – Я тебе удивляюсь, Лена. Ты всё о мужчинах. Это не главное в жизни, – я услышала знакомые с юности слова. Не дав договорить, перебила подругу: – Знаю, знаю… Карьера, творческий рост и всё такое. Это твои слова. Но потом, Вера, ты изменила своё мнение, помнишь? – подруга кивнула, и я продолжила, – Так вот и действуй в соответствии с последней точкой зрения. Или она у тебя изменилась? – Не изменилась, а впала в анабиоз. – Разбрасывай камни, дорогая!
Вера ворвалась в нормальную жизнь, а жизнь вливалась в неё. Ещё не закончив ремонт, Верочка нашла новую работу. Спрашиваю: – Когда успела? Ты целыми днями, как пчёлка, трудишься. – Но ты же сама напомнила мне про интернет. Вот с его помощью и нашла. – Не томи, говори, где нашла место? – мне очень хотелось услышать, что в вузе, но прозвучало совсем не то, что я ожидала: – В школе. – В английской? – с надеждой вопрошаю подругу. – Нет, в обычной общеобразовательной. – Вера! – я возмутилась, – ты хоть представляешь, в какую задницу ты попадёшь? Контингент не ах! Половина рабочее-крестьянские дети, а остальные – чурки. Ни тем, ни другим ничего не надо. – А кто меня пригласит в спецшколу или вуз после такого перерыва? Из уборщиц в профессора не прыгнешь. Всё постепенно наладится. Сейчас мне первым делом необходимо выпрыгнуть из пролетарского сословья в интеллигентскую прослойку. – До сентября уборщицей доработаешь? – не унималась я с расспросами. – Нет. Я уволилась. До конца лета буду с Ларисой работать. Она меня пригласила в напарницы. Изумлению моему не было предела. Не уборщица, так маляр! – Веруня, подработка – непостоянный заработок. То густо, то пусто. У Ларисы-то есть постоянная работа. А у тебя теперь никакого гарантированного заработка. Жить как будешь? – Не волнуйся. У Лары сейчас отпуск, и ей подвернулся хороший заказ – трёхкомнатная квартира. Одной ей не справится в срок. Хозяева хорошо заплатят. Поверь, лучше белить и обои клеить, чем зассанные подъезды мыть. Не знаю, где она в нашем доме такие подъезды нашла? И жильцы, и гости – все в один голос – заявляли, что в нашем доме очень чисто. Видимо, Вера по выражению лица прочитала мои мысли и, усмехнувшись, сказала: – Наши подъезды чистые не от того, что в них народ чистоплотный проживает, а потому, что я там ежедневно на совесть прибиралась. И дай бог, чтобы следующая уборщица стала достойным продолжателем этой славной традиции.
Вера с Ларисой днём занимались ремонтом трёхкомнатной квартиры, а по вечерам заканчивали ремонт в верочкиной. Близилось «новоселье», которое собирались отпраздновать втроём. Мебель была уже куплена, но стояла в упаковке, несобранная. Ждала своего часа. И он наступил, когда кухня и ванная были выложены плиткой. В квартире подруги появились два средних лет мужичка: Толя и Вадим. Они за один день собрали и расставили всю мебель. Когда я пришла с работы и заглянула к Вере, квартира её имела уютный вид, а сама хозяйка раскладывала и расставляла по полкам книги, посуду, убирала по ящикам бельё, одежду. – Уже всё собрали? Вера весело кивнула. – Где ты рабочих находишь? То Лариса, то эти двое из ларца? – Да в нашем же доме и нахожу. Не зря столько лет подъезды мыла – обросла знакомствами и связями – со смехом ответила Верочка. – Может, и мне во время отпуска подработать уборщицей в нашем доме? Тоже налажу связи с полезными людьми. Вдруг что отремонтировать придётся? – У тебя есть Серёжка, это раз. И я – это два. Если что-то сделать нужно будет, иди сначала ко мне, а я тебя сведу с нужным человеком. В нашем доме можно почти любого мастера найти. Связи с общественностью у меня давно налажены. Значит, так. Сегодня у нас с Ларисой выходной – потолки сохнут. Празднуем окончание ремонта. В девятнадцать ноль-ноль жду в гости, а сейчас, идите, девушка, домой и не мешайте хозяйке готовиться, – вроде бы шутя, выпроваживала меня Вера. Пошла к себе. Ужин готовить не надо. Можно спокойно принять душ и слегка перекусить. Наряжаться не надо – все свои. В последнее время я стала ревновать подругу к Ларисе. В глубине души понимала, что Лара – лишь временная партнёрша. Общего у них кроме работы почти ничего нет, а связывало их Верочкино «пролетарское прошлое», если можно так выразиться. И, тем не менее, червь сомнения точил мою душу. «Но ничего плохого не будет, если к нашей скромной компании прибавится ещё одна не вполне счастливая особа, – успокаивала я себя, – втроём веселее, да и Лариса не так проста, как кажется. Надо у Веры выяснить, что она из себя представляет». Когда я уже поднесла ко рту приготовленный бутерброд, зазвонил телефон. – Даааа, – протянула я в трубку. – Лен, можешь прийти сейчас? – спрашивала Вера. – Пожар или потоп? То выпроваживаешь, то срочно требуешь. – Ни то, ни другое. Нужно, чтобы ты меня сфотографировала. – Совести у тебя нет. Я только поесть собралась. Голодная я, понимаешь? – Лен, я тебе десять бутербродов дам, только приходи сейчас. Жду! – и Вера положила трубку. Очень интересно! Ей приспичило фотографироваться, а я должна всё бросить и на голодный желудок идти фоткать подругу. Но дружба превыше всего. Убрав тарелку с бутербродами в холодильник, и всё-таки закинув в рот кусок колбасы, пошла к подруге. Вера открыла дверь, едва я позвонила. – Давай, быстрей! – она втащила меня в комнату, как будто я собиралась сбежать. Одета она была как на приём к президенту. Чёрная, классического силуэта юбка и красная, рубашечного покроя кофта, чёрные туфли на высоком каблуке – всё строго выдержанно, и одновременно нарядно. Ё-моё, она даже чулки надела и губы ярко-красной помадой подкрасила. И выглядела Вера на все сто! С удивлением рассматривала я подругу, и она, не смотря на срочность, дала мне несколько мгновений насладиться зрелищем. – Ну, как? Хороша я? – ей явно хотелось услышать мою оценку. – Дива! – доставила я удовольствие подруге. – Для чего фоткаться будем? – Для сайта. – Для какого? – Знакомств. – За старое принялась? – За новое. Старой страницы нет. Зарегистрировалась по новой. Нужны новые снимки, – она протянула мне фотоаппарат. Первое фото в кресле. Пошли в комнату. Она уселась в новое кресло, закинула одну ногу на другую, соблюдая параллельность, откинулась на спинку, руки расположила на подлокотниках. Красиво сидит, как натренированная на фотосессиях модель. Вера заставила меня сделать три снимка: прямо, слегка снизу, и сверху. Тут же перекинула фото на компьютер – все получились замечательно. – Сейчас переоденусь, и сделаем другие. Вера ушла в свою комнату. Через минуту вышла в узких джинсах и летней кофточке с глубоким вырезом, демонстрирующим красивую грудь. – Теперь у окна, во весь рост – скомандовала подруга, – Чтобы была видна вся фигура. И вновь три снимка: анфас, снизу, в профиль. Перекинули на комп – снова хорошо. – Ты очень фотогенична, – сделала я комплимент подруге. – Похоже, что да, – удовлетворённо согласилась Вера. – Ещё несколько снимков в другой одежде, хорошо? – Зачем столько фоток? Помести вон эти, – я кивнула на комп, – шести штук не достаточно? – Ты что?! – возмутилась Вера, – только дурочки делают целую фотосессию в одном наряде. Мужики на эти ухищрения не ведутся. Им разнообразие подавай. – Иди уж, меняй костюм, знаток мужчин. Пожалуй, сайт вправил ей мозги куда лучше, чем все мои призывы: она стала разбираться в мужских запросах лучше меня. Скоро она будет моим консультантом по мужчинам. Я посмотрела на часы – оставалось пять минут до назначенного времени. Скоро придёт Лариса, а Вера замешкалась со своими переодеваниями. – Вер, скоро Лара придёт, давай быстрей, – поторопила я подругу. – А я уже вот! – Вера стояла в дверном проёме, упершись раскинутыми в стороны руками о косяки. Посмотрев на подругу, я лишилась дара речи. Бог мой! Ужель та самая уборщица в халате?! Передо мной стояла не Вера, воздушно-кисейное создание из эротических грёз. Такой я не смогла бы представить подругу даже в самых смелых своих фантазиях. На ней был фиолетовый комплект гипюрового нижнего белья и фиолетовые чулки в сеточку. Поверх этого был одет нежно-сиреневый, весь в оборках пеньюар, сквозь который очень хорошо просматривались и фигура и бельё. На ногах – те же туфли на высоком каблуке. – Ну, ты Вер, даёшь! – наконец я пришла в себя и заговорила. – В плейбой собралась фото отсылать? Подруга засмеялась: – Типа того. Давай снимай, а то и вправду наступает пора званого ужина. Вот так в дверях и снимай. И Вера расстегнула верхнюю пуговицу пеньюара, демонстрируя едва не выпрыгивающую из бюстгальтера грудь. Сама подалась грудью вперёд, на объектив, соблазнительно улыбаясь. Откуда что берётся? « Где, как, когда всосала в себя из этого русского воздуха, которым она дышала, …этот дух, откуда взяла она эти приемы?» – пришли мне на ум строки Толстого, глядя на эту, новую для меня Верочку. Я сделала снимок. – Теперь на диване, – скомандовала Вера и тут же улеглась на живот, согнув ноги в коленках, смеясь, глядя на меня. Я даже не стала мудрить, просто навела на неё объектив, выровняла кадр и нажала на кнопку. Всё равно результат будет превосходный. – И последний снимок! – взмолилась эта новоявленная гетера и, как будто прочитав мои мысли, приняла новую позу. Теперь она возлежала, как знатная патрицианка, всё также демонстрируя свои прелести. Только на это раз она совсем расстегнула пеньюар и откинула его полу так, что стали видны бедро и ноги. Хороша! И возраст не заметен. Снимок сделан. Я с сарказмом спросила: – Может, и обнажённой сфотографируешься? – Фигушки! Пусть от этих снимков слюни пускают, – она встала и, не застегнув пеньюар, бросилась к компу, находу забрав у меня фотоаппарат. Раздался звонок в дверь. – Лен, открой, если там Лариса, – попросила Вера. – А если не Лариса? – поинтересовалась я. – Неларис гони прочь. За дверьми была Лара. Войдя в квартиру с подарочной коробкой и сняв в прихожей обувь (ох, эти мне обывательские привычки!) прошла в комнату. Увидев хозяйку в неглиже, Лариса опешила, положила коробку в одно из кресел. Переводя взгляд с Веры на меня, она неуверенно спросила: – Может, я вам помешала, девочки? – Получила? – я умирала от смеха. Вера не сразу среагировала, но когда до неё дошёл смысл вопроса, тоже засмеялась. – Что ржёте? – обиделась на нас Лара. – Что тут у вас происходит, можете объяснить? – Вера для плейбоя фотографировалась, – смогла выговорить я, а Вера залилась пуще прежнего. – Правда, что ли? – не совсем доверяя двум заливающимся подругам, вновь спросила Лара. Вера смогла успокоиться первой и развеяла сомнения Ларисы: – Для сайта знакомств фотографировалась. Лара удивилась: – Там только такие фото нужны? – кивнула она на Веру, – в нижнем белье? Что это за знакомства такие? Сексуальные? Может, и мне туда сфоткаться, а то от моего козла хрен, чего дождёшься? – От твоего козла уже ничего не дождёшься, – просто сказала Вера, – весь дом знает, что у него не стоит. – Откуда это, интересно, весь дом знает? – Лариса, подбоченясь, покачивала голо-вой. – Сама обнародовала, когда орала на своего козла во дворе 1 Мая, – парировала Вера. – Теперь все знают и жалеют тебя. – Ну, знают и знают. А жалеть меня не надо. Я – женщина в самом соку, мне бы мужичка только найти стоЯщего. Давай сюда свой пеньюар и меня в нём сфотографируй. Вера без лишних слов сняла и протянула Ларисе воздушную одёжку. – Ой, – сказала Лариса, получив пеньюар, – а у меня трусы с лифчиком белые. Вер, может, дашь свой комплект? – Ещё чего! Будем как из одной команды? В своём фоткайся. Только верхнюю пуговицу не застёгивай. – Почему? – Лопнет. У тебя грудь на два размера больше, неужели не понятно? Слушая их диалог, я с ревностью отметила, что они разговаривают как давнишние знакомые: меж ними нет секретов и запретных тем, они знают подробности личной жизни друг друга. В этих размышлениях я даже упустила часть их разговора, и вернулась в действительность, когда Вера, видимо не в первый раз, обратилась ко мне: – Лена, ау! – Я внимательно слушаю, – дежурно, как на работе, ответила я. – Не слишком внимательно. Как лучше Ларисе сняться на диване или в кресле? Я вспомнила слова Веры про одну команду и командирским голосом изрекла: – Только не на диване. Пусть в кресле снимается, диван ты уже в пеньюаре ангажировала. Меня послушались, Лариса села в кресло, а Вера, как опытный фотограф руководила ею. В результате нашли для Лары выигрышную, с нашей точки зрения, позу. Выигрыш выражался в том, что в глаза бросалась грудь, а небольшие жировые отложения оказались прикрытые пеньюаром. Он неплохо смотрелся и с белым бельём. «А вот если, бельё красное или зелёное, тогда как будет?» – мелькнула у меня провокационная мысль. Я тут же встала – и к двери. – Ты куда? – в один голос спросили девчонки. – Я сейчас, ноутбук принесу и тоже буду на сайте регистрироваться.
Дома я бросилась к ящику комода, в котором лежало нижнее бельё. Красных и зелёных комплектов у меня не было, но беж и несколько чёрных имелось. Белые – не в счёт – этот цвет уже занят. Взяла чёрный: самый ажурный, самый любимый. Быстро переоделась, повертелась с минуту перед зеркалом, расправляя все бретельки и бантики. Результатом осталась довольна. Надела халат, а брюки и блузку прихватила вместе с ноутбуком. В дверях остановилась, глядя на домашние тапочки. Непорядок! Снова прошла в спальню, выдвинула обувной ящик и взяла чёрные лаковые босоножки с закрытым носом, спереди напоминающие туфли. Тяжеловато весь вечер в таких просидеть, не в ресторан же иду, а к подруге. Поэтому вместе с одеждой прихватила и тапки. Спускаясь по лестнице, думала только об одном, чтобы не попасться на глаза соседям. Мало ли что подумают? Нагруженная шмотками и ноутбуком, еле дотянулась до звонка. Открывать не спешили. Ещё раз звонить, снова подхватывая норовящие выпасть вещи? Нетушки! Собралась постучать в дверь ногой, но в этот момент мне открыли. Войдя в квартиру, подставила Вере компьютер: – Возьми, а то не удержу, – и прошла в гостиную. Лариса что-то увлечённо выбивала на клавиатуре и была по-прежнему в пеньюаре. – Так, девушка, – сказала я ей, – освободите костюм для следующей участницы. Сначала та ничего не поняла, смотрела на меня как баран на новые ворота, но когда я положила свои вещи на диван, сняла халат, до неё дошло. – Кажись ещё не пили, а уже белочкой попахивает, – задумчиво проговорила Лариса, снимая такой востребованный нынче пеньюар. А потом настала их с Верой очередь смеяться. Пока они гоготали, я, надевая воздушные кружева, внимательно изучала комнату, подыскивая место для съёмок. Диван и кресло уже невозможно использовать. Тогда что остается? У окна Вера фотографировалась – отпадает! А хотя почему отпадает? Окно примыкает к балконной двери, а у балкона никто не снимался. Подойдя к балкону, открыла его, но помешала занавеска. Отодвигая её в сторону, меня осенило. – Хватит дурью маяться, а то мы до ночи праздновать не начнём! – оборвала я подруг. – Вера, бери машинку. Продолжаем съёмки. Подруга отсоединила фотоаппарат от компьютера и встала в противоположном конце комнаты, нацелив на меня объектив. Я расположилась в балконных дверях лицом в комнату, одной рукой отодвинув занавеску, другой – придерживаясь за косяк. – Класс! – оценила Вера мою находку. – Расстегни пеньюар! – скомандовала Лариса. – Я не порву его. – Рвать нечем, – парировала Лара. – И всё равно расстегни! Вера кивнула в знак одобрения. Раз со стороны так интересней смотрится, я стала одной рукой расстёгивать пуговки, а второй по-прежнему придерживала занавеску, будто в этом была какая-то необходимость. В это время налетел порыв ветра и распахнул пеньюар. Я даже не успела придержать его: рука осталась как бы прижатой к груди, а полы кружевного халатика разлетелись в стороны. Вера в таком виде и сняла меня. – Ты что?! – закричала я на неё. – Снимай по новой. – Так ведь здорово получилось, – оправдывалась Вера. – Я не так хотела. Ещё снимок делаем. – Девочки, не ссорьтесь, – вмешалась Лариса. – Вера, уважь подругу, потом она сама решит, что ей выбрать для анкеты. Я прониклась симпатией к Ларисе и подумала, что, наверное, совсем неплохо, что наш дуэт перерос в трио. Вера лишь сказала: – Я жду. Долго ждать ей не пришлось. Я свела свободной рукой распахнутые полы пеньюара на талии, изобразила томную улыбку, в таковом виде и была запечатлена. Снова все сгрудились у компа. Вера, скатав анкету Лары, скинула фото на компьютер. И, правда, фото в распахнутом пеньюаре было превосходным. И именно потому, что на нём я выглядела естественно. Второе – тоже неплохое, но без шарма. – Давай, скину тебе, и пойдём за стол. Да одеться не забудьте. – Кто бы говорил, – незлобливо огрызнулась Лариса, – сама не забудь, а то за стол не пустим.
Источник: |
СКАЗОЧКА 2010 
