– У Верочки, наконец-то, появился мужчина, – услышала я, проходя мимо пенсионерок, сидящих на лавочке у подъезда. И подходя к двери, закрытой под бдительным контролем бабулек, узнала более подробно об этой новости. – Да, – сказала Таисия Ивановна, – высокий, интеллигентный и очень приятный на вид. Таисия жила одна: ни детей, ни внуков, ни дачи у нее не было. Любимым времяпреповождением её было наблюдение за жильцами. Она знала ВСЁ про ВСЕХ. Да в каждом доме есть такая вот Таисия, что я вам буду рассказывать! А вот за Верочку я порадовалась. Действительно, наконец-то. Верочка, моя ровесница (ей 45 лет), до сих пор оставалась девственницей, что доподлинно было известно не только нашему подъезду, но и всему дому. Как так, спросите вы? О, это целая история! Если у вас есть время, послушайте. Верочка Пирогова жила в двушке на четвёртом этаже, прямо подо мной. Поэтому кое-какие факты её биографии я знала сама, но многие почерпнула из рассказов соседки Людмилы Борисовны, бывшей учительницы, а теперь, на пенсии, обыкновенной сплетницы. Как известно, людям такого сорта всегда необходимо с кем-то поделиться собранными сведениями. Иначе кайфа не получат. В нашем доме Верочка жила со своей мамой, Ниной Владимировной, с момента ввода его в эксплуатацию, в отличие от меня, приезжавшей сюда к бабушке, после смерти которой мне и досталась двухкомнатная квартира на пятом этаже. Сколько помню, отца у Верочки не было. Мама её преподавала в русский язык и литературу в строительном техникуме. Как у многих предметников-гуманитариев, дочка была книжной девочкой. Училась всегда отлично. Но не потому, что была зубрилкой или добросовестной девочкой, а потому что умная. Умная не по-девчоночьи, а как парень. Ей всё давалось легко, она всё понимала с первого раза. Иногда я, приезжая к бабушке, беззастенчиво пользовалась верочкиными знаниями, подсунув ей злополучную геометрию, с которой у меня были весьма натянутые отношения. И, проверив, моё, выполненное Верочкой домашнее задание, математик говорил с укоризной: «Можешь же, Самойлова, когда захочешь». Школу Верочка закончила, естественно, с золотой медалью и поступила в университет на иняз, мечтая стать переводчицей. А я с трудом прошла по конкурсу в строительный техникум и то, благодаря протекции верочкиной мамы. Университет Вера окончила с красным дипломом и собиралась поступать в аспирантуру. Нина Владимировна гордилась дочерью. А Вера успевала и учиться отлично, и по дому маме помогать, и на даче. Соседи ставили Верочку в пример своим детям. Я к тому времени уже год как работала в строительной организации секретарём начальника проектного бюро. Бывая в гостях у бабушки, болтали с Верой об её учёбе, о моей работе, о перспективе на будущее. И, конечно, о парнях. Верочка не была дурнушкой, но и симпатичной её назвать язык не поворачивался. Однако, юноши ею интересовались, только всё такие же, умные, как она, ботаники. Мои интересы были несколько иные – я хотела выйти замуж, родить ребёнка и жить дружной семьёй. На что Верочка мне возражала: «Предназначение женщины – не только рожать детей и вить уютное семейное гнездо. Нужно думать о карьере, а то в бытовой рутине мозги атрофируются». Я не спорила, но про себя думала: «Было бы чему атрофироваться. Велика потеря!» Мне более важным казалось в то время отношение ко мне противоположного пола, а конкретнее, любовные отношения. Каждого нового поклонника я рассматривала как претендента на мою руку и сердце. Уж замуж невтерпёж, но не настолько, чтобы за первого попавшегося. Я хоть и не такая умная, как Верочка, но и у меня существовали критерии отбора. Мой муж должен быть обеспеченным, с собственной жилплощадью, образованный, старше меня лет на шесть, как минимум. Внешность меня не особо напрягала: не страшный, не инвалид, выше меня ростом. Свыкнется – слюбится. Материальное благосостояние превыше всего, а рай в шалаше, даже с милым, не вдохновлял на отношения. Поэтому моим мужчиной не мог быть ни один однокурсник, ни аспирант. На ловца и зверь бежит. Ровесников среди моих поклонников не было. Вскоре судьба послала мне желанный приз – Валерия. Ему 30 лет, чиновник в управлении финансов областной администрации, подающий большие надежды на карьерный рост. Имел собственную кооперативную квартиру, машину, садовый участок. И совершенно неожиданно очень приятной наружности. Познакомились по работе и как-то сразу почувствовали симпатию друг к другу. Через два месяца решили пожениться. Через год на свет появился наследник – Серёженька. И что говорят, будто брак по расчёту – это пережиток прошлого? Пусть и пережиток, но очень приятный. Ни бытовых проблем, ни продовольственных. Лечение в спецполиклинике, отдых в лучших санаториях. И не надо считать копейки от зарплаты до зарплаты. Вера тем временем заканчивала аспирантуру и готовилась к защите кандидатской диссертации. К бабушке я приезжала реже, но всегда получалось, что и с Верочкой поболтать находилось время. Она всё так же говорила о карьере, о новом предназначении женщины, но я замечала, как внимательно она рассматривала мою одежду, кольца, серьги. И её взгляд не был равнодушным. Почему, когда нет возможности материализовать запросы и мечты, люди всегда говорят о каких-то высоких материях? Как-то я приехала к бабушке с Серёжей, показать правнука. И позвала Верочку на чай с тортом. Пока бабуля забавлялась с Серёжкой, мы поговорили о том, о сём. Глядя на моего мальчика, Вера сказала: – Защищусь, и тоже займусь обустройством личной жизни. А то с этой наукой в старых девах останешься. – Золотые слова, подружка! – одобрила я перемену её взглядов. – Есть кто на примете? А то, хочешь, познакомим с сослуживцем Валеры? Свободный, перспективный, собственная квартира (правда, однокомнатная), машина, разведён, но детей не было, алиментами не обременён, – перечисляла я достоинства кандидата, войдя в роль свахи. – Это чуть позже, сначала диссертация. – Само собой, должен же быть итог стольких лет учебы и самоограничений. – Да какие там ограничения! Всё интересно, но жизнь мимо проходит.
А дальше события развернулись совсем по другому сценарию. Перед самой защитой у мамы Верочки случился инсульт. В тяжёлом состоянии её положили в больницу. Нужно было дежурить у неё круглосуточно, а через пару дней защита. Что дороже? Вера металась. И мать дорога, и диссертацию бросать нельзя. В отчаянии обзванивала немногочисленных знакомых, чтобы подсказали выход из создавшегося положения. Был и ко мне звонок. – Что делать, Лена? – обрисовав ситуацию, спросила Вера. – Сейчас мама в интенсивной терапии, меня к ней не пускают, но завтра предполагают перевести в общую палату. Нужен постоянный присмотр. Ей вставать нельзя – пункцию брали. Да, она и не может вставать. И защиту как бросить? Верочка плакала. Мне было её так жалко, что я тоже заревела. Сидим на разных концах линии и ревём. На мой плач в комнату заглянул муж. – Что случилось, солнце? – спросил суховато, как на приёме посетителей, не вышедши из роли чиновника. (Он долго переключался с работы на дом). – Валера, у Веры мама с инсультом в больнице, а послезавтра защита. Что делать? Надо у Нины Владимировны дежурить, но не разорваться же ей? – ответила я, продолжая всхлипывать в трубку. – Обе мокроту разводите? – кивнул он на трубку и забрал её у меня. – Вера, – сказал голосом, не терпящим возражения, – слушай сюда. Надо на несколько дней нанять сиделку, чтобы ты спокойно подготовилась, защитилась и отошла от защиты. Сиделку с медицинским образованием. Так надёжнее. Вера что-то ответила ему, я не очень расслышала, потому что подруга тоже говорила сквозь слёзы. – Деньги не проблема, – вновь вступил в разговор муж, – будут в необходимом количестве. Так, диктуй адрес больницы, ФИО мамы, возраст, диагноз. Через полчаса я тебе найду сиделку и позвоню. И Валера передал мне трубку: – Ну, а теперь можете выплакать то, что еще не успели, – и пошёл к себе в комнату выполнять обещанное, но уже по служебному телефону. – Какой он деловой у тебя, – сказала, немного успокоившаяся Верочка. – А мы бы так судили-рядили да лили слёзы с соплями. Вот теперь я поняла, что такое мужчина. – Да, мне грех жаловаться, – согласилась я. Мне всегда было непонятно, как мужчины ухитряются не терять голову в самых, казалось бы, патовых ситуациях. А Валера был для меня олицетворением сильного мужчины. Короче, как муж и обещал, менее чем через полчаса он нашёл для Нины Владимировны устраивающую ЕГО сиделку. И взял на себя оплату её работы. Верочка перед защитой побывала у матери, познакомилась с сиделкой, осталась довольна и более-менее успокоенная стала готовиться к знаковому событию своей жизни. Защитилась блестяще! Я была так рада за неё, будто за себя.
После защиты подруга сама заняла пост у кровати матери. Когда Нина Владимировна смогла внятно говорить, я и другие знакомые и родственники подменяли Веру на несколько часов, чтобы та могла и дома что-то поделать и просто отдохнуть немного от больницы. А с деньгами у неё было напряжённо. Стипендия закончилась вместе с учебой. Нужно было устраиваться на работу. Но пока мать в больнице, об этом не могло быть и речи. Снова на помощь пришёл мой муж – дал в долг денег с условием отдать при первой возможности, то есть неопределённо когда. Я восхищалась мужем и в душе, и вслух. И подъехала к нему с просьбой вообще, так сказать, простить долг, на что Валера сказал решительное НЕТ! – Валерик, мы не обеднеем, а Вера с мамой не разбогатеют с наших денег. Людям надо помогать. Если уж начал, так доведи до конца. – А я разве не помог? – удивленно посмотрел на меня муж. – Очень помог! Взял ситуацию под свой контроль, и всё заплясало и заиграло под твою дудку. Помог действием, а не слезами. Так не бери с них долг! Не обеднеем. У нас денег хватит, не последнее отдаём. – Солнце, это не НАШИ деньги, а МОИ, – с нажимом произнёс муж. – Прошу помнить об этом. И я сам решаю, как ими распоряжаться. Это, во-первых. А во-вторых, дармовщина развращает. И, в-третьих, я буду не против, если ты одолжишь подруге без возврата свои деньги, – улыбнувшись, сказал муж и поцеловал меня в щёку. – Валерик, ты просто рыцарь! – я таяла от восторга и нежности к нему. И ответила на его лёгкий поцелуй более страстным – в губы. – Какой у меня мужчина! А мужчина, по-деловому покончив с поцелуем, пошёл к себе. В дверях остановился и добавил: – Но на свои нужды денег у меня не проси. Легко быть щедрым за чужой счёт, – и направился по намеченному маршруту, оставив обалдевшую меня, переваривать сказанное им. Но это наши семейные заморочки, и на судьбу Верочки и её мамы никоим образом не повлияли. Муж помог им выбраться из ситуации, за что я была благодарна ему, но получила урок…
Больше месяца Верочка выхаживала маму. И врачи удивлялись ежедневным улучшениям Нины Владимировны. Она стала ходить, пока с палочкой, но самостоятельно. Вновь восстановила речь, хотя и не совсем внятно говорила, но понять было можно. Могла уже минимально себя обслуживать. И Вера стала думать о работе. У неё было предложение преподавать в институте, но это не было её заветной мечтой. А искать место переводчика не позволяло состояние матери. Уход за ней ещё был нужен. И домом кто-то должен заниматься. И Вера приняла предложение вуза. Остаток лета прошёл для них с мамой на приподнятой ноте. Обе были рады, что болезнь матери не разрушила планы дочери. – Всё образуется, Верочка, – говорила Нина Владимировна дочери, – Я поправлюсь, а ты устроишься переводчиком. – Да, мамуля. В институте тоже неплохо, речевую практику не растеряю, буду на старших курсах преподавать, – в тон матери вторила Вера. Сама она так не думала, но не хотела огорчать больную мать. Работала без энтузиазма, но и не слишком страдала. Оформила матери нерабочую группу инвалидности. Сама стала получать деньги и понемногу возвращать долг Валере. Я всё-таки решила отдать Вере одну свою зарплату, посчитав, что на ближайший месяц обойдусь без новых покупок. Или лисой подъеду к мужу, и необходимую сумму он мне всё-таки даст. Но подруга (а мы за время болезни её матери стали уже подругами) наотрез отказалась взять у меня деньги. Предложила как вариант: – Я возьму в долг у тебя, чтобы побыстрее рассчитаться с Валерием, а потом буду отдавать тебе. – А смысл? – В принципе, никакого. А, став твоим должником, я потеряю в твоём лице подругу. – Да почему, Вера? – я не понимала её сложностей. – Ленусь, это мои заморочки. Но кредиторов я не могу воспринимать как друзей. Давай не будем ничего менять? Что делать? Пришлось согласиться. Мне нравилось дружба с Верой. Я попыталась представить, как она будет отдавать мне деньги, и, честное слово, стало не по себе.
Мать Веры к зиме окрепла настолько, что стала кое-какие дела по дому делать, за что дочь её журила. Чтобы мать не пыталась помочь ей, множество дел выполняла после того, как мать засыпала. Наутро оставляла мелочи, для усыпления бдительности матери, типа невымытой посуды в раковине. В малых количествах, разумеется. Однажды мать встала среди ночи и, увидев на кухне свет, направилась туда, застав дочь читающей книгу и одновременно варящей что-то у плиты. – Вера, ты хочешь, чтобы мне было стыдно? – укорила мать. – Ой, мамуля, напугала меня! Я не слышала, как ты подошла. Книга интересная, не оторваться. Я решила, пока читаю, заодно что-нибудь поставлю вариться. Что зря время терять? Всё она слышала. Но такой поворот Верой был предусмотрен, и на этот случай при ней всегда находилась какая-нибудь книга. Книжная девочка, зачитывающая новым бестселлером до утра – это так понятно матери! Прикрытие действовало на 100 %. К новому году Вера полностью рассчиталась по долгам и готовилась встретить праздник с каким-то новым знакомым. Болезнь матери отодвинула личную жизнь на зад-ний план, но теперь опасность миновала, и Вера вернулась к намеченному плану. Я еще не была посвящена в изменения её личной жизни и ждала удобного случая, который мог представиться 2 января. В этот день местные родственники собирались по традиции у бабушки; я наделась пригласить Веру и поболтать с ней под шумок общего разговора. А ещё можно было, прихватив с собой Серёжу, уединиться на кухне, якобы посуду помыть или подновить нарезку. Без Серёжки нельзя. Он в буквальном смысле держался за мою юбку. Особенно после того, как отдали бедного ребёнка в ясли, дома он от меня не отклеивался. Так сильно переживал разлуку.
И вновь велением судьбы верочкины планы нарушились. Нина Владимировна, по-чувствовав себя выздоровевшей, игнорируя запреты дочери, принялась делать по дому всё, что считала нужным. И у них с Верой постоянно из-за этого были стычки. – Мама, тебе ещё рано делать тяжёлые дела. Ты не полностью окрепла, – увещевала она мать. – Доктор сказал, что не раньше лета войдёшь в форму. – Я пока в здравом уме и понимаю, что говорят доктора. Но и спокойно наблюдать, как ты всё взваливаешь на себя, не могу. И успокойся, Вера, я делаю лишь то, что мне под силу. Устану – отдохну. Я не хочу вновь стать тебе обузой. Тебе надо ещё в личном плане преуспеть. А если ты будешь сновать, как белка в колесе, времени для отношений с мужчинами не останется, – чётко расставляла акценты над приоритетами понимающая мать. – У меня на всё хватает времени, мамуля, и на мужчин в том числе. Вернее, на мужчину. – Доченька, правда? – просияв от радости, спрашивала она Веру и сама же отвечала, – конечно, правда! Ты не можешь не нравиться мужчинам. Ты такая умная, эрудированная, образованная. С тобой мужчинам будет интересно. – Одному мужчине, мама. Од-но-му! – по слогам внушительно произнесла Вера. – Конечно, конечно, – сразу согласилась Нина Владимировна. – Ты познакомишь меня с ним? – После Нового года. Кстати, мамуль, я бы хотела встретить Новый год с ним. Он предложил праздновать с его друзьями. Ты не будешь возражать? – Что ты, доченька! – изумилась мать, – и совсем не обязательно испрашивать моё согласие. Ты взрослая девочка, и всё решаешь сама. – Тогда, мама, обещай, что во время моего отсутствия будешь вести себя осмотрительно, не нанося ущерб своему здоровью. И никаких дел в праздник! Моим детям нужна здоровая бабушка, – и Вера хитро подмигнула матери. Нина Владимировна онемела. Потом, переварив это заявление дочери, загадочно улыбнулась и произнесла: – Раз твоим детям нужна бабушка, то я в лепёшку расшибусь, чтобы быть здоровой. – Вот только в лепёшку не надо. Детям нужна бабушка, а не лепёшка. И всё пока. Закрыли тему! – строго и властно припечатала Вера. Она уже была главной в доме, и частенько в её речи звучали властные нотки.
Но мать своего слова не сдержала и ещё более рьяно взялась за домашние дела, чтобы к встрече с будущим зятем квартира блестела от чистоты. И её сердце вновь не вы-держало такой нагрузки. За день до Нового года, вставая утром с постели, Нина Владими-ровна, почувствовала, что её покачивает. Она, придерживаясь рукой за спинку кровати, хотела позвать Веру, но не смогла произнести ни слова, лишь беззвучно открывала рот. А потом у неё всё поплыло перед глазами, комната закружилась, и она упала на пол перед кроватью. Вера, готовившая на кухне завтрак, услышала звук падения, стрелою влетела в комнату и сначала застыла в дверном проёме, увидев лежавшую на полу мать. Потом быстро подошла к матери, прижалась ухом к груди и стала выслушивать биение сердца. Оно билось! Вспомнив наставления врача, она не стала трогать мать, лишь прикрыла её одеялом, и вызвала неотложку.
И вновь инсульт… Но на этот раз тяжелее и опаснее. Праздник не то чтобы отодвинулся на второй план, а вообще забылся. К матери Веру не пускали. О её состоянии она узнавала только из бесед с врачом. Ничего утешительного он не говорил. Нина Вла-димировна две недели пролежала без сознания, а когда пришла в себя, выяснилось, что её полностью парализовало. Она не могла ни говорить, ни двигаться. И снова для Веры наступили тяжёлые дни. Мать перевели в общую палату, за ней нужен был постоянный уход. А в институте у студентов началась сессия. Вера металась между работой и больницей. Выдержала эту гонку и во время каникул взяла отпуск, в счёт очередного. Состояние матери, не смотря на лечение и уход и заботу дочери, не улучша-лось. Но и хуже не становилось. Как выразился лечащий врач, стабильно тяжёлое состояние. И никаких надежд на улучшение. Каникулы, а, следовательно, и отпуск заканчивались. Мать готовили к выписке, и за ней нужен был уход как за грудным ребёнком. С работой это было несовместимо, и Вера приняла решение уволиться. Как-то позвонила мне вечером и усталым голосом, без приветствия сказала: – Лена, я увольняюсь из института. Буду искать работу, при которой могу быть с мамой. – Вера, а, может, как в прошлый раз нанять сиделку? Я поговорю с Валерой, мы поможем с деньгами. – Нет, решено. Я уже нашла новую работу. Буду рано утром и вечером занята, а днём быть дома. Я что-то знаю немного работ, где такой график. Чаще так работают уборщицы. Неужели моя подруга, умница, кандидат наук будет мыть грязные полы или туалеты!? – Вера, ты уборщицей хочешь пойти работать? – почти закричала я в трубку. – Да, – спокойно ответила она. – Я буду прибираться в двух подъездах нашего дома. Это удобно. Можно и на три-четыре приёма работу разделить. Там видно будет… – Ты в уме? С научной степенью оплёванные подъезды мыть? – И не только оплёванные… – упавшим голосом подхватила Вера. Потом, через минуту молчания, уже собрав волю в кулак, она сказала: – Ин быть посему. И не жалей меня! – почти выкрикнула она напоследок со слезами в голосе и положила трубку.
Я не буду подробно рассказывать, как целых пятнадцать лет (да, дорогие читатели, пятнадцать лет!) Вера ухаживала за матерью. Кто знает, что это такое полностью парализованный человек, то живо представит бесконечную стирку мокрого белья, специфический запах в квартире, потому что как ни следи за больным, а оскандалиться он может в любую минуту. Кормление – тоже непростая процедура, когда рот плохо управляем. Но при всём при том, мать Веры не потеряла рассудок, понимала речь. Со временем, благодаря терпению дочери, Нина Владимировна научилась подавать знаки согласия (прикрывала глаза) и отрицания (подёргивание уголком рта). Говорить, по-прежнему, не могла. Вера учила её издавать хоть какой-нибудь звук, чтобы мать могла таким образом подзывать к себе. Примерно через год стало получаться нечто похожее на «эээээ». И больше никаких улучшений. Хорошо ещё, что организм матери был крепким, и других недугов не наблюдалось. Иногда я приходила посидеть с Ниной Владимировной, чтобы отпустить Веру по делам. Чаще всего это были походы в парикмахерскую. Находясь рядом с больной, я не понимала, узнаёт она меня или нет? Но на мои вопросы она «давала» ответы. Однажды подруга пошла в парикмахерскую, не позвав меня присмотреть за матерью. Вернувшись, она застала мать в таком антисанитарном состоянии, что решила больше не тратить время на стрижку и отпустить волосы расти. Со временем Вера перестала покупать себе новую одежду, обувь. – Зачем они мне? Всё равно никуда не хожу. Деньги сэкономлю, – говорила она, изображая удовлетворение. Но в её взгляде читалась сожаление. Вы можете представить себе такую самоотверженность? Забыть о себе ради матери. А по-другому Вера не могла поступить. Досуг её был однообразным: телевизор и книги. Когда компьютеры стали привычными вещами, Верочка купила себе эту игрушку. И мир, как она выразилась, расширил свои границы, потому что сразу подлючилась к интернету. И одиночество исчезло, потому что к её услугам был огромный информационный ресурс, который Вера стала с жадностью поглощать. В последние годы болезни её мать потеряла рассудок. И для Веры начался кошмар. Её самоотверженность терпела поражение день за днём. Нервы сдавали. Когда в очередной раз переодевая и приводя в порядок обделавшуюся под себя мать, давясь слезами и заходясь рыданиями, она впервые сорвалась на мат. Выкрикивая самые скверные, известные ей ругательства, она хлестала мать по лицу, по рукам, по ногам и телу, но продолжала её одевать. Когда мать в чистом белье лежала на чистой постели, и Вера увидела, что по её щекам текут слёзы, устыдившись своего поступка, опомнилась, склонилась над матерью, обнимала и целовала её, и, заливаясь слезами, еле выговаривала: – Мамочка, милая, дорогая, прости меня, пожалуйста. Я – дура, неблагодарная дура. Ты ходила за мной маленькой, теперь моя очередь отплатить тебе тем же. Я просто очень устала. Прости меня, мамочка! Мать никак не реагировала. И Вера расплакалась ещё сильнее. Прижалась щекой к лицу матери, продолжая вымаливать прощение. И вдруг почувствовала движение ресниц. Мать прикрыла глаза в знак прощения. Прощённая, она рыдала на груди матери, жаждавшая лишь одного, чтобы мать, как в детстве, погладила её рукой по голове, поцеловала в макушку и сказала слова утешения…
– Как это низко, подло бить, ругать беззащитного человека. Самого дорого человека, который не может защититься, – рассказывала позднее она, вновь переживая свой позор, и плача. Больше такого она себе не позволяла, но глаза её были постоянно на мокром месте.
********** Видя, что семейная лодка разбита, я решила перебраться на плот и в одиночку продолжать свой жизненный путь. Дав жильцам в бабушкиной квартире, месяц на поиски нового жилья, дождалась их отъезда и начала ремонт. Не евро, но на совесть. Делала мне его бригада местной строительной фирмы. А сама в это время подала документы на развод. Решила не трепать себе нервы и отказаться от раздела имущества. В один из дней заезда мужа в пансионат под названием «Семья» я зашла в его комнату с повесткой в суд. Подошла к сидевшему за столом Валерию, молча, протянула ему судебную бумажку. Он, тоже молча, взял её, прочитал и поднял на меня вопросительный взгляд: – Это что за демарш? Ты подумала, как я буду выглядеть? О! В последнее время Валерий большое внимание уделял своему имиджу. Ну, как же! Директор департамента финансов областной администрации, один из замов губернатора – это вам не мелкий, ничего незначащий чиновник. – Об этом, солнце, тебе нужно было раньше думать, – издевательски спокойно ответила я ему. – И я больше не намерена терпеть эту хрень. – Что за стиль? Ты выражаешься как вульгарная тётка. – Потому что ты ведёшь себя как вульгарный кобель, – сама не верила, что смогла сказать такое. Я – покорная жена, да убоящаяся мужа, окатила его изрядным ведром помоев. – Ты! – Валерик вскочил, сжимая кулаки, – ты, сучка, вот как заговорила? Всю жизнь жила за мой счёт, не зная забот, а теперь вдруг решила, что можешь существовать самостоятельно? – Думаю, что смогу. – Давай, давай! А я посмотрю и посмеюсь, как вы с Серёжкой будете нищенствовать на твои копейки, – муж изобразил нечто, похожее на смех. Как ему хотелось видеть меня нищей и несчастной! Я была поражена неожиданным его откровением, но решила не давать ему долго радоваться от этой мысли. – А кто сказал, что я возьму его с собой? Сын с тобой останется. Он взрослый парень. Вам, мужчинам, вдвоём будет хорошо. – Хорошо??? Ты будешь устраивать свою личную жизнь, а я с ребёнком нянчиться? – Сергей через несколько месяцев станет совершеннолетним. Но это ничего не значит. Мальчику в таком возрасте больше необходим отец. Женское воспитание уже давно закончилось. – Смотри, как заговорила! Может, ты уже и замену мне нашла? – поинтересовался супруг. – Не суди по себе, солнце. – И куда же ты пойдёшь и кому ты нужна, сучка бездомная? – муж не выбирал выражений, что являлось несомненным признаком злости. – У меня есть бабушкина квартира. И попрошу, не загрязнять эфир ненормативом! Услышав про квартиру, Валера оперативно произвёл в уме вычисления и выдал результат: – Мы поделим квартиру бабки. – Ничего не получится, дорогой! – торжествовала я. – Если будет раздел, то тебе с ребёнком достанется наша квартира, а мне бабушкина двушка. Но если ты отказываешься после развода взять ребёнка себе, то тогда поедешь жить в двушку, а нам с Алёшей достанется эта квартира. Проконсультируйся у своего юриста, солнце. – Прекрати называть меня этим дурацким именем! – рассвирепел Валерий. – Всё рассчитала, сучка?! Но ты уйдёшь отсюда ни с чем! Ни одной вещи с собой не возьмёшь! – Ты даже не позволишь мне взять одежду и обувь? Мои трусы и бюстгальтеры сам будешь носить или своей пассии подаришь? – я издевалась по полной. А что теряю? Уже и так всё потеряно, окромя опостылевших семейных уз. Муж поднял руку и явно собирался ударить меня, но, встретив мой решительный, а не как ожидал, испуганный, взгляд, остановился. Какой смысл бить человека, который тебя не боится? – Да, – сказала я, – если ты считаешь нужным и возможным для себя, можешь подать иск на взыскание с меня алиментов на содержание ребёнка, – и вышла из комнаты, предусмотрительно быстро захлопнув дверь. И во время! Едва я оказалась по ту сторону двери, в неё что-то ударилось. Послышался звук падающих мелких предметов. «Канцелярский набор», – отметила я про себя и ушла в спальную, ставшую при теперешних обстоятельствах моей резиденцией…
Больше я боялась разговора с сыном. Хватит ли у меня выдержки, сил, такта, чтобы сообщить Серёже о распаде семьи, разводе и о моём отделении от них с отцом? Серёжка очень любил отца – тот был для него примером для подражания. До последнего года они всё своё свободное от работы и учёбы время проводили вместе. Отец и сын были большими друзьями. И чем старше становился сын, тем сильнее становилась их привязанность друг к другу. Он вместе ездили на хоккей, на рыбалку и даже на охоту. Читать книги и делать уроки сын с малых лет шёл в кабинет отца, если тот был дома. Валерий ни разу не сказал, что мальчик мешает ему работать, ни разу не выпроводил его, сославшись на свою занятость. Помогал решать задачи, когда сын просил его. Но не просто решал за ребёнка, а очень терпеливо объяснял, что к чему. Муж по жизни всего добивался сам и не любил халявщиков. И сына воспитывал, прививая ему самостоятельность и трудолюбие, которые, как он считал, в жизни важнее связей и знакомств. «То, что ты умеешь делать сам, никто не сможет у тебя отобрать. Только вместе с жизнью», – любил он говорить сыну. Если к отцу приходил кто-то из сослуживцев или друзей, мальчик сам, чувствуя, что ему не место среди взрослых мужчин, перебирался ко мне. Он у нас редко уединялся. Странно для подростка, да? Я была уверенна, что на него так повлияло разлучение с родителями, когда он пошёл в ясли…
Дождавшись, когда Валерий покинул дом (как впоследствии оказалось, до того дня, как я съеду с ЕГО жилплощади), я попросила Сергея задержаться после ужина на кухне. Он занервничал: я заметила это по его пальцам, выбивающим дробь по столу. Но он же не слепой и не тупой! Должен был заметить, что в семье не ладно. Увидев, как нервничает сын, я взяла себя в руки – должен же кто-то быть здравомыслящим и спокойным в трудном разговоре. Кто? Конечно же, мать, то есть я. Сережа хоть и был здоровым парнем, но, в сущности, оставался ребёнком. По крайней мере, я так считала. – Валера, – начала я и осеклась. Как же он похож на отца! – Серёжа, пошла я на второй заход, – ты, наверное, не мог не заметить, что в последнее время наши отношения с папой испортились? Сын кивнул, и я продолжила: – Испортились настолько, что мы решили развестись. Серёжа удивлённо посмотрел на меня. В его глазах я прочитала невысказанный вопрос. – Я подала заявление на развод. Потому что больше не хочу терпеть положение обманутой дуры-жены. И снова вместо вопроса я ловлю изумлённый взгляд сына. – Да, Серёженька, именно так называют жён, которые не замечают или не хотят замечать измену мужа. А если ты будешь молчать, то у нас получится не разговор, а мой доклад на тему «Развод». Сын усмехнулся и, наконец, заговорил: – Я на это разговор не напрашивался. – Ты прав, это моя инициатива. Но изменения, которые последуют за разговором, коснутся и тебя. Поэтому я прошу внимательно выслушать меня и не отмалчиваться, когда нужно будет говорить. Сергей вновь кивнул. Вообще, он не был болтливым, но и в молчунах не значился, и уж тем более в немых. А сегодня вдруг решил обходиться жестами. – Серёжа, если не будет никаких проблем при разводе, то через полтора месяца мы с папой перестанем быть мужем и женой и разъедемся. Нам и сейчас жить вместе невыносимо, а, перестав быть супругами, тем более, – я перевела дыхание перед самым главным и договорила, – я перееду жить в бабушкину квартиру, а ты останешься здесь с отцом. Сын вскинул голову и снова лишь взглянул на меня. В глазах – боль, слёзы, укор… – Мама, почему всё так? – начал он. – Почему взрослые решают свои проблемы, не считаясь с детьми? Ах, вам невыносимо жить вместе! – Сережкаа уже заводился. – А обо мне вы подумали? А может, мне будет невыносимо жить без одного из вас? Я хочу жить с мамой и папой! – Это уже, увы, не возможно, – горестно вздохнула я. – Всё возможно, отрезал мальчик. – Только вы, взрослые, не хотите это понять. Не хотите сделать шаг навстречу друг другу. Помиритесь, простите всё друг другу, и снова будем жить дружной семьёй. – Стоп! Мы с отцом не ссорились, – остановила я Сергея. У папы есть другая женщина. И если я ему больше не нужна, то и ни к чему сохранять брак. Брак, чтобы ты знал, это только отношения между мужчиной и женщиной. – Кто решил, что я останусь с отцом? – Серёжа впервые назвал папу отцом, отметила я, ещё не зная это плюс в мою пользу или минус. – Это решила я, – как ни тяжело было в этом признаться, но я сказала самое страшное для себя и теперь ждала реакцию сына. – Детей после развода родителей обычно оставляют с мамами. – После 11 лет учитывается желание ребёнка, а ты через пару месяцев станешь совершеннолетним, сынок. И я прошу тебя своим желанием, не затягивать суд. Потому что, тогда мы вынуждены будем дождаться твоего совершеннолетия, и без судебных проволочек в течение месяца разведёмся в ЗАГСе. – Мам, ты так спокойно говоришь о том, что практически отказалась от меня? Я тебе совсем не нужен? Это с его стороны был удар ниже пояса. – Как только тебе в голову пришла такая мысль, Серёжа!? Редкая мать, разве извергиня какая, способна отказаться от своего ребёнка. Но ты уже практически взрослый, поэтому я так и решила… Мы сидели с ним и молчали, не глядя друг на друга. Долго молчали. Сергей обдумывал услышанное, а мои мысли блуждали с пятого на десятое, нигде не находя пристанища. Что-то решив для себя, сын прервал молчание: – Мама, ты выйдешь замуж после развода? – Нет, Серёженька! С чего ты взял? – я никак не ожидала, что он придёт к такому выводу. – Тогда почему ты не хочешь, чтобы я оставался с тобой? Ведь это возможно? А отец пусть едет в бабушкину квартиру. Или пусть остаётся здесь. Плевать! А мы с тобой будем в двушке жить. Вся моя решительность испарилась. Мой мальчик хочет быть со мной! Надо радоваться его выбору, и я заплакала. Плакала горько, навзрыд, уронив голову на стол. Серёжа опешил. Он склонился ко мне, гладил по голове и приговаривал: – Ну, не плачь, мамочка! Успокойся, пожалуйста! Перестань плакать! Выплакавшись, вздохнула, взяла его руку, такую родную. Любимую, поцеловала и, не выпуская её, поведала сыну мотивы своего решения: – Я очень бы хотела, чтобы ты был со мной, сын. Мне это решение далось нелегко. Если бы дело было только в любви к тебе, я ни за что не рассталась бы с тобой. Но здесь ещё замешан жилищный вопрос. Если ты будешь жить со мной, то мы так и будем жить с тобой в двушке или в нашей квартире. И другой нам не предвидится. В крайнем случае, разменяем нашу, когда у тебя появится собственная семья. Оставшись с отцом в приватизированной квартире, ты будешь иметь равные с ним права на эту жилплощадь. А потом она, возможно, полностью станет твоей. – Но у папы нет детей кроме меня, и квартира всё равно достанется мне. Или есть? – Сейчас нет. А если будут? – я испытующе посмотрела на сына. – Ты не допускаешь такой вариант? – У него будет ребёнок? Я усмехнулась. Так можно сказать про женщину, но про мужчину надо говорить по-другому. – Не знаю. Но я должна была предусмотреть и это. Четырёхкомнатные квартиры на дороге не валяются и задаром не раздаются. Отец получил её на всех нас, а достанется квартира одному ему? Поэтому, защищая твои интересы, я и остановила свой выбор на таком варианте разъезда. Поверь, мне тяжело будет жить с тобой в разлуке, но ты можешь приходить ко мне хоть каждый день. Даже гостить. Но номинально ты должен жить здесь. – Отец не сопротивлялся? – Серёжа спросил с надеждой. – Сопротивлялся, но не долго. Он же любит тебя, – не знаю, убедительно ли прозвучали мои слова. Но и разочаровывать сына я не хотела. – Я думаю, мама, ты знаешь, что делаешь. Но ты – железная леди, и сердце у тебя каменное… – и, немного помолчав, – я пошёл спать.
Он вышел из кухни… Вот так, мамаша! Хотела жилищный вопрос решить, получила каменное сердце. Горько, очень горько слышать такие слова от своего ребёнка! Но не жить сиюминутными эмоциями меня приучила моя должность. Муж сам не понимал, что говорит, предрекая мне нищенское существование. Я тоже не топталась на месте и продвинулась по служебной лестнице, получая приличную зарплату начальника отдела по учёту граждан, нуждающихся в получении жилья в одной из территориальных администраций города. И именно, находясь в этой должности, я наслушалась огромное количество ужасных жилищных историй.
После разговора мы с сыном долгое время почти не разговаривали. Обходились минимумом односложных вопросов и ответов. Но он не ушёл на улицу, не прибегнул к алкоголю, даже не закурил. И мне этого было пока достаточно. Глупостей не наделал, значит, и умом дойдёт.
Ремонт в бабушкиной квартире был завершён до развода, и я занялась её обстановкой. Кроме квартиры бабушка оставила мне приличную сумму на счету, и мебель я покупала, не экономя, а в соответствии со своими представлениями о комфорте и уюте. Серёжа помогал со сборкой мебели, вернее, взял на себя это мужское дело. Я же была на подхвате. И в ходе этой работы мы вновь заговорили друг с другом. Как-то, придя после работы в своё, готовящееся к новоселью, жилище, я обнаружила там сына, занимающегося сборкой какого-то не то кресла, не то маленького дивана. Такой мебели у меня не было запланировано. – Серёженька, здравствуй, мой хороший, – приветствовала я сына. – Что это такое и откуда? – Мам, привет! Это? Это, понимаешь, такая штука! Кресло-кровать называется. Допустим, захочется мне на пару-тройку дней к тебе в гости завалиться, а спать негде. Вот я и приобрёл эти мебеля. – Молодец! – мама с любовью и восхищением поцеловала сына в ещё гладкую, не знавшую бритья щёку. – Я об этом не додумалась. – А может, ты не хочешь, чтобы я приезжал к тебе в гости с ночёвкой? – это была провокация с его стороны, но я не стала нагнетать напряжённость в наладившихся отношениях. – Серёжа, совести у тебя нет! Не могу я ещё привыкнуть к мысли, что врозь будем жить. Сколько я должна отдать тебе за кресло? – спросила я, уже начиная вынимать из сумки портмоне. – Мама! – воскликнул сын. – Какие счёты? Это тебе от меня подарок к новоселью, – торжественно завершил он. – Спасибо, сыночка! Но у тебя нет пока СВОИХ денег. Я компенсирую твои затраты. – Торг здесь неуместен! – парировал Алёшка фразой своего любимого героя, а я подыграла: – Сергея понесло… – и мы оба рассмеялись. Прежние отношения с сыном восстановились, а всё остальное меня не пугало.
Источник: |